Хакеры сновидений

Пролог.

Ветер... Ветер гуляет по вечерним бульварам, ветер шелестит обрывками воспоминаний и забытых снов, он пробегает по темным подвалам и стылым подворотням, он заглядывает в окна к людям и видит их лица - радостные и печальные, задумчивые, искаженные злобой или любовной страстью... Нет тайн от ветра. Он знает то, что в нас. Он хранит нашу тайну. И он приходит к нам - когда мы его позовем, он приходит к нам и заметает наши следы серым пеплом сгоревших надежд... пеплом умерших звезд...

Я смотрю за окно, в серые февральские сумерки. Хмуро, неуютно, неприветливо. Город, гигантский муравейник, раскинулся от края до края горизонта, мерцая искорками искусственных огней, давно заменивших нам звезды... Да мы и не жалеем особо об этой подмене. Воздух города отравлен, отравлен безнадежно - выхлопными газами и зловонными испарениями человеческой злобы, алчности, агрессии... Мне томительно, мне душно в этих четырех стенах, я рву на себя оконную фрамугу. Тщательно оклеенная на зиму бумагой, она не сразу поддается моим усилиям. Но я упорствую, и вот наконец она распахивается, и порыв ветра... Я подаюсь ему навстречу... Порыв ветра охлаждает мое горящее лицо, порыв ветра превращает слезы, застывшие на моих глазах, в хрусталики льда. Я вдыхаю полной грудью холодный зимний воздух. Здесь, на высоте, еще есть надежда - надежда поймать поток ОТТУДА, поток, прилетевший с бескрайних заснеженных полей, поток, впитавший в себя грезы тронутых ледяными объятиями зимы рек и лесов... Забыв о грани между реальностью и сном, я встаю на подоконник. Я знаю, что смогу обратить падение - в полет! Я знаю, что не умру. Ветер силы подхватит меня - и унесет, прочь из этого мира! Он унесет меня в мир моей мечты... Мир свободы и чистой энергии жизни.

Стоп. Что-то останавливает меня. Есть еще одно, что я должна сделать перед тем, как УЙДУ. Есть еще один якорь, который удерживает меня в этом мире. Мои воспоминания. Я пропускаю меж пальцев нить моей жизни, я ощущаю ее шелковую гладь, она тонка и призрачна - как нить паутины, но неизмеримо прочнее... Не в моей власти ее порвать. Пока не в моей власти. Я перебираю ее в своих ладонях, я возвращаюсь по ней - назад... назад... в те дни, о которых я хочу вам сейчас поведать. То, что вы прочитаете, написано не ради развлечения. Эту книгу нельзя назвать "легким чтивом", оставляющим сердце - холодным, а голову - пустой. События, описанные в ней, абсолютно реальны. Имена, естественно, изменены.

Это - мои личные воспоминания, моя боль и моя радость.

Может быть, прожив заново эту историю, я смогу избавиться от тяжкого груза в моей душе и смертельной, навылет, раны в сердце? Возможно ли это - вновь стать не ведающим страшной Истины мотыльком, весело и бездумно порхающим в пестрой круговерти жизни? Могу ли я - перекинуть мост через пропасть, отделившую меня от мира обычных людей, могу ли я вновь заставить себя жить - повседневными заботами нашей суетной Реальности? Нет, боюсь, что это невозможно. Я не смогу вычеркнуть - часть себя самой, часть моего Пути.

Что же, тогда воспринимайте эту книгу - как мой дар и мою память о том, кого больше нет среди нас...

Глава 1.

Эта история началась в жаркий и душный июньский день, когда весь город дрожал в зыбком мареве зноя, и плавился в злых лучах не по-северному горячего солнца. Плавился асфальт, плавились мозги, плавились и истекали жиром людские толпы, заполонившие северную столицу в канун ежегодного фестиваля "Белые ночи".

Пятница, последний день недели, последнее усилие, последний рывок перед столь долго ожидаемыми (целых пять дней!) выходными. Вот и все, мне остался последний "клиент", и после этого я - свободна! Буду есть холодное мороженое, запивая его еще более холодным пивом (ха, не зря друзья считают меня извращенкой), буду с наслаждением шлепать босыми ногами по влажной, после проехавшей поливальной машины, мостовой, и вдыхать пряные ароматы Большого Города.

Я - молода, симпатична и полна жизненных сил! Мне ведь еще нет и двадцати пяти. Мой муж свалил на Кубу полгода назад, к бананам, фиделевским коммунистам и тропическим женщинам. В прошлом году, после "августовского кризиса", его фирма разорилась и он ну буквально места себе не находил, болтался как неприкаянный, пока один наш общий добрый друг не нашел ему вот эту работенку в далеких и жарких южных морях. Ну и бог с ним! Безумный программист, он любил свой ящик больше, чем мягкую, теплую, и, главное, живую женушку под боком. Целыми сутками торчал у проклятого монитора. Стоит ли жалеть о такой потере? Формально мы не разведены, и в моем полном распоряжении - его чудная однокомнатная квартирка в районе метро "Удельная", полностью "упакованная" и обставленная, по моему вкусу, естественно.

Я вся пребываю в предвкушении сегодняшнего вечера. Я закрываю глаза и представляю, как оно будет.

Мы с друзьями будем гулять по набережной и смотреть, как разводят мосты на фоне алой-алой - белой ночи, будем пить шампанское из пластиковых стаканчиков и пиво из больших и тяжелых бокалов, есть дымящийся, ароматный шашлык, слушать томную музыку, разносящуюся над неспящим городом, и я обязательно познакомлюсь с каким-нибудь милым мальчиком, и нам будет хорошо вдвоем...

А завтра мы с Ольгой, моей подругой и счастливой обладательницей новой "девятки", поедем на карельский перешеек и будем купаться в прохладных и чистых, как слеза, северных озерах, нежиться на теплом желтом песочке и в сладкой полудреме смотреть в синее, без единого облачка, небо... И, устав от безделья и ничегонеделания, будем играть в пляжный волейбол, демонстрируя окружающим мужчинам свои великолепные формы и вызывая тихий шепоток зависти у их жен-мегер.

Я уносилась в своих мечтах все дальше и дальше... Внезапный звон подъехавшего трамвая вырвал меня из сладких грез и заставил вспомнить о том, что я все еще на работе, и что от столь вожделенного мною времяпрепровождения меня отделяет один-единственный визит. Нет, я не девочка по вызову, как вы, наверное, подумали. Хорошая работа, приятная, - но не мое. В этом деле нужно призвание и суровый профессионализм, а я так - любитель.... Не могу подчинять желания моей плоти требованию рассудка. Если мужчина мне не по нраву, не лягу с ним в постель ни за какие деньги. И наоборот... Ну да ладно, опять я отвлеклась. Я - социальный работник. У меня за плечами - Питерский Универ и красный диплом по специальности "психология". Я мечтаю когда-нибудь стать видным и высокооплачиваемым психоаналитиком и открыть свой собственный кабинет для богатых буратин, помогая им избавиться от стрессов, в который их непрестанно вгоняет мысль о бесчисленных богатствах и не менее бесчисленных конкурентах, готовых вцепиться им в глотку при первом же удобном случае. Пока что они предпочитают снимать стрессы в бане с помощью "живой воды" и женщин древнейшей профессии. Что ж, моя профессия не такая древняя, но я верю, что будущее - именно за ней. Янки отнюдь не дураки, да и западные европейцы тоже. Вон чуть что - сразу бегут к личному психологу. Поживем-увидим. Ну а пока моя основная задача - приобретать квалификацию. И, конечно, не в нудно-ботанической аспирантуре, губя свои лучшие годы на написание никому не нужных диссертаций. Это всегда успеется, когда-нибудь потом, на пенсии... Буде у меня возникнет такое желание... Сейчас моя обязанность - навещать больных, социально неадекватных людей. Некоторые из них стали жертвами обстоятельств, некоторые - собственной глупости... Финал у всех один - инвалидность, отупение, тоска и ожидание неизбежного исхода. Смерть как избавление. В общем, целый букет психопатологических комплексов, замешанных на человеческой трагедии... Когда-то давно, заканчивая школу, я видела себя - как я прихожу к этим людям и приношу свет в их беспросветно-безнадежную, никому, даже им самим, не нужную жизнь... Мать-Тереза... Подвиг милосердия... Обычный юношеский бред на почве благородных мечтаний и сексуальной неудовлетворенности. С тех пор прошло некоторое количество лет, и жизнь меня кое-чему научила. Например, не принимать на себя слишком близко людские страдания, облегчить которые я не в силах. Всех не осчастливишь. Всем несчастным слезы не утрешь, не стоит и пытаться. Тем более, я неоднократно убеждалась в том факте, что люди получают, в конечном итоге, то, чего хотят сами, реализуя свое подсознательное стремление к саморазрушению. И осталась - обязанность и необходимость моей работы, а куда денешься, жить на что-то надо. Нет, конечно, муж мне помогает, присылает регулярно "на шпильки и булавки" определенную сумму, но по нынешним ценам это все такие копейки... Да вот еще родители, живущие в Новгородской глубинке, иногда продуктами помогают... В общем, жить можно. Грех жаловаться, особенно, глядя на моих "подопечных". Но это так, лирическое отступление... Последний вздох перед прыжком в бездну...

А я уже еду в трамвае, и солнечные лучи, разбиваясь брызгами сквозь стекло, шекочут меня нежно и ласково... Я достаю зеркальце и смотрю на свое отражение. Поправляю прическу, проверяю, не нужно ли подкрасить губки. Трамвай делает поворот, луч падает на зеркальце, солнечным зайчиком прыгает по ярким красным и синим пластиковым сидениям трамвая... Люблю я лето, черт побери! Летящие сарафаны, белые рубашки, бабочки, цветы... Праздник жизни! Это - как возвращение в детство, к навсегда утраченной невинности.

Однако, труба зовет. С неохотой достаю из сумочки сложенную пополам уныло-канцелярскую серую папку. Пользуясь случаем и вынужденным бездействием во время поездки, вновь открываю личное дело моего последнего "подопечного". Он - "подарок" моей подруги и коллеги Лизки, "скоропостижно" вышедшей замуж и тут же ушедшей в декрет. Брак "по залету", обычная история, не стоит на нее отвлекаться. Итак, подруга ушла в декрет, а ее "несчастненьких" раздали - в довесок и в дополнительную нагрузку всем остальным сотрудникам. Жадничает наше руководство, не хочет принимать временную единицу в штат, все как всегда: обходимся своими силами и радостно рапортуем.

Так... Я с отвращением вдыхаю запах канцелярской пыли. Сергеев Александр Георгиевич. 19 лет от роду. Инвалид детства, диагноз - полиомиелит. Почти полная неподвижность. Да, не повезло парню, что уж тут говорить. Смотрю на фотографию. Маленькая черно-белая фотография, которую делают на документы, больше скрывает, чем говорит о человеке... Ну, красавцем его точно не назовешь. Ладно, поехали дальше. Мать - Сергеева Евгения Борисовна, работает санитаркой в больнице, отец, точнее, отчим - Калугин Виктор Петрович - рабочий ДРСУ. Скупые фразы, такие же канцелярские и казенные, как папка, как чернила, которыми они написаны. Так, вот здесь значится - парень лежал в больнице полтора года назад, сотрясение мозга, переломы - неудачно упал с коляски. И как его угораздило, под Новый Год? Эк ему не везет. Бывает же так - все беды на одного человека... Проживает все это веселое семейство в частном секторе, в Озерках. Что ж, хоть одно светлое пятно - свежий воздух, почти курортная зона, сосны, озера. Ему это, пожалуй, на пользу. Я представила, как мать вывозит свое несчастное чадо в инвалидной коляске на крутой песчаный берег, и они вместе смотрят на угасающий над озером закат... Рядом идет заботливый отчим с теплым одеялом, чтобы укрыть парня, когда станет прохладно и над водой поднимется туман... Я - наивная дура. Наверняка отчим алкоголик, а мать ворует из больницы наркотические лекарства для своего чада и оставшиеся продает местным наркоманам, для того чтобы прокормить своего сына-инвалида и мужа-тунеядца.

Звеня и громыхая, трамвай выехал на Светлановскую Площадь. Здесь мне нужно сделать пересадку на автобус. Вообще-то, автобус нужного мне маршрута - достаточно редкое явление, не чаще раза в час, но мне везет и вот я уже еду. За окном автобуса городские дома сменил частный сектор, и где-то слева далеко-далеко слышен удаляющийся шум электрички Выборгского направления... Мои мысли опять плавно сворачивают к карельским озерам, но я делаю гигантское волевое усилие и поворачиваю их в направлении предстоящей работы.

Моя остановка. Выхожу. Вообще-то, я не так уж часто бывала в этом районе, пару раз навещала небезызвестную некоторым любителям здорового образа жизни баню с прорубью, и все. Тем не менее, память меня не подводит. Медленно иду вдоль улицы, по большей части очень ухоженной и облагороженной волосатой дланью нового русского бизнеса с золотыми болтами на мясистых пальцах. Улица назывется "Пионерская". Хорошо хоть не "Демьяна Бедного". С затаенной завистью вздыхаю, проходя мимо новенького, сияющего, как медный пятак, мило-уютного коттеджика во "французском" стиле, ощетинившегося тарелкой спутниковой связи. Наверняка, его хозяин - завзятый поклонник бессмертного романа Дюма "Д'Артаньян и три мушкетера". Очень хорошо. Давно известно: все горе - от ума, познание преумножает скорбь и т.п. Мне нравятся люди, чей разум предпочел остановиться на блаженно-невинной ступени эволюции. По крайней мере, для них еще существует вкус жизни и четкое ощущение реальности. А вообще-то они - мои потенциальные клиенты в будущем. Жаль, что не в настоящем, мысленно вздыхаю я. Мысль о визите к полиомиелитному больному совсем перестала меня вдохновлять, ну да работа есть работа. Волка ноги кормят.

Вот и дом 26. Какой разительный и мучительный контраст с коттеджем "мушкетера"! Старое обшарпанное здание, давно нуждающееся в косметическом ремонте, как минимум. А еще лучше - капитальном. Несколько слоев краски и штукатурки хронологически обнажают всю историю данного объекта, и, совсем как Великий Американский Каньон, дают возможность вдумчивому исследователю углубиться в изучение геологических слоев. Когда-то давно этот дом знавал лучшие времена... Богатая купчиха пила чай с баранками на веранде белого, как голубка, дома, наслаждаясь великолепным видом на озеро и сосны. Затем, видимо, муж купчихи спустил все состояние дорогой женушки в карточной игре, дом перешел к богатому, но безалаберному, молодому балбесу и был выкрашен им в радикальный терракотовый. Однако балбес, по причине своей очевидной беспутности, вскоре заложил дом ростовщику - толстосуму, а выкупить, естественно, не смог. Ростовщик, будучи врагом всяческого радикализма, перекрасил дом в столь милый его сердцу желтый цвет. Отлично! Я тоже люблю цвет денег. В наш век это, правда, зеленый. Совсем как мои глаза. Однако, вскоре случилась революция, ростовщик сбежал за бугор и дом перешел к родственникам матроса Железняка. И дом заалел революционным красным. Видимо, алел он недолго, родственники ушли по этапу в сумрачном тридцать седьмом. Следующий его хозяин, стремясь слиться с серой массой, придал дому ненавязчивый колор бетонной стены. А может, он просто решил все тщательно прогрунтовать, черт его знает. Поскольку, поверх серого, как ноябрьский дождливый день, слоя, впоследствии был небрежно положен небесно-голубой цвет мечтателей и поэтов. С тех пор к дому не прикасалась рука никакого трепетного художника, он постепенно ветшал, дряхлел и вот пришел к неизбежному финишу. Небеса выцвели, пошли трещинами и изрядно пооблупились, как оно обычно и бывает с мечтами. Теперь здесь обитает милое семейство моего подопечного. Лишнее подтверждение истинности утверждения "подобное притягивает подобное". Я игнорирую звонок, вырванный с мясом и последними остатками моих радужных иллюзий, и стучу кулаком в деревянную, многими штормами битую, дверь. Ей уже, по любому, хуже не будет. В ответ - молчание. Жду. Стучу еще раз. Зря я, что ли, ехала в такую даль, да еще и накануне выходных. Однако, жестокий дядечка на небесах, очевидно, решил подвергнуть мое терпение серьезному испытанию. Фактически, я уже совсем смирилась с мыслью, что внутрь я не попаду. Во всяком случае - не сегодня. И тут, когда я уже повернулась, чтобы уйти, случилось чудо. Дверь заскрипела на ржавых, скорее всего, не смазанных со времен второй мировой войны, петлях, открылась на величину вытянутой руки. Рука принадлежала немолодой уже, и явно уставшей от своей беспросветной жизни женщине. Это читалось - в ее позе, в ее глазах, в ее безвольно опущенных сутулых плечах, жалком ситцевом халатике, который давно следовало пустить на половую тряпку, и седых волосах, и близко не оформленных хоть в какое-нибудь подобие прически. И это в сорок с небольшим лет. А ведь раньше эта женщина была красива, это чувствуется даже сейчас! Но - все меняется, все течет. Когда-то, совсем в другой жизни, вероятно, прекрасные, темные и лучистые, сейчас глаза этой женщины выражали только тупую покорность судьбе и безграничное смирение перед житейскими невзгодами. Это были глаза христианского мученика, идущего на смерть под улюлюканье и глумливые шутки злобных язычников. Да, пожалуй, помощь психолога нужна не только сыну-инвалиду, но и его матушке.
- Здравствуйте, Евгения Борисовна. Разрешите представиться. Я - Смирнова Наталья Витальевна, социальный работник и ваш новый куратор. Буду теперь навещать вашего сына, вместо Елизаветы Алексеевны, - банальный набор стандартных фраз, обычная процедура знакомства.

В ответ - ни удивления, ни вопроса. Как будто так и надо. Елизавета Алексеевна, Наталья Витальевна - какая разница? Еще одна смена кадра в черно-белом немом кино этой женщины.
- Здравствуйте. Проходите, пожалуйста. - Она неловко и суетливо посторонилась, пропуская меня внутрь, в темную и сильно запущенную прихожую. Я тут же налетела на какое-то ведро, и его громыхание совпало со звуком захлопнувшейся за моей спиной двери. Добро пожаловать в ад, мысленно поздравила себя я.

Мои глаза после солнечного света не сразу привыкли к полумраку помещения, в котором я очутилась, но, пожалуй, оно и к лучшему. В сумрачных углах таятся и перешептываются тени, на полу лежат связанные пачками старые газеты и журналы, громоздятся ведра и тазы, давно отслужившие свой век и до дыр съеденные ржавчиной, на вешалке висит какая-то рухлядь. Пахнет пылью, плесенью и дохлыми мышами.
- Извините, у нас неубрано. Мы не ждали гостей, - за моей спиной прозвучало запоздалое оправдание. Думаю, что если бы и ждали, ничего бы от этого не поменялось. Но из деликатности молчу.
- Сюда. Он наверху, - Евгения Борисовна каким-то образом умудряется проскользнуть в узкое пространство между мной и стеной, не задев ни меня, ни стену, и, открыв передо мной еще одну дверь, указывает на лестницу.
- Прошу прощения. Вначале я хотела бы пообщаться с вами, - перспектива нашего общения, похоже, не сильно вдохновляет тетю Женю (как мысленно я уже ее окрестила), но она принимает это так же безропотно, как и все остальные выходки Сумасшедшего Художника по имени Жизнь.

Мы прошли на кухню. Здесь царило то же печальное очарование тлена и запустения, что и в прихожей. Дополнительной деталью, "освежавшей" интерьер и вносившей некоторое разнообразие, была целая батарея пустых водочных бутылок, выстроенная вдоль стены. Я вспомнила свои фантазии насчет заботливого отчима и мне стало грустно...
- Присаживайтесь, Наталья Витальевна. Будете чай?

Я с опаской пробую на прочность колченогий табурет и, убедившись в его относительной надежности, осторожно присаживаюсь на краешек.
- Нет, нет, спасибо. Не надо чая. Давайте лучше пообщаемся. Расскажите мне про вашего сына, - я пытаюсь установить хотя бы какое-то подобие эмоционального контакта, вырвать эту печальную женщину из объятий аутизма.
- Да что рассказывать-то, не знаю. С детства инвалид. В коляске, не встает, - на лице женщины все то же уныло угрюмое выражение, слегка тронутое извиняющейся улыбкой.
- Ну, а вы? Вот это все - показываю на бутылки - не противно? Вы же должны быть поддержкой для него. А вы так все запустили.
- Да что я, я-то не пью. Это все Витька - на лице женщины мелькает испуг - сейчас-то он спит, а вот как проснется, все. Это же его дом. Делает что хочет, меня не слушает. А что мне делать? У меня выхода нет. Да и кому я еще нужна, с дитем-инвалидом?

Так, ситуация ясна. Дела обстоят еще хуже, чем я думала. Ну ладно. Не будем пока об этом. А ведь тетя Женя явно его боится, мужа своего. Пожалуй, он ее поколачивает. Синяков вроде бы не видно, но это еще ни о чем не говорит. И потом, в самом деле, куда она пойдет? С сыном-инвалидом. Эх, российская безнадега...
- Все понятно, Евгения Борисовна. Давайте еще про Сашу поговорим. Какой у него распорядок дня, что он делает, как Вы с ним общаетесь.
- Да какое общение... Ну встает утром, часов в 10-11...
- Сам встает?
- Ну что вы. Я обычно стараюсь к этому времени вырваться, там у нас в больнице знают все, отпускают ненадолго... Прихожу, значит, я к этому времени домой, помогаю ему встать, одеваю, кормлю... И опять убегаю в больницу.
- А Саша? Чем он занят целый день? Книжки читает?
- Да раньше все читал, пока компьютер ему Виктор не купил. Теперь вот все в этом, как его, в Интернете, сидит.

Компьютер? Очень интересно. Никак не ожидала, что до этого дома добрался научно-технический прогресс. Компьютеры я, конечно, ненавижу (я опять недобрым словом помянула Николая, моего мужа), но в данной ситуации можно порадоваться такому благородству Виктора. Очень, я бы сказала, подозрительному благородству... Должно быть, что-то отразилось на моем лице, некое недоумение, потому что Евгения Борисовна тут же прореагировала:
- Да вы не думайте, Виктор хороший, когда трезвый. Это все она, проклятая, водка его. А он не может не пить, понимаете? У них на работе все пьют, и его вот втянули. Когда я за него выходила, он совсем другой был, добрый, ласковый. Мы в одном НИИ вместе работали. А потом вот эта перестройка. А ему меня содержать и Сашу, сами понимаете, на одну мою зарплату санитарки не выживешь. Если б не он... Не знаю, что бы я делала...

История, конечно, печальная, но я радуюсь в душе хотя бы тому, что подвигла тетю Женю хоть на какое-то проявление эмоций. Нащупала ключик, так сказать. Пожалуй, к следующему моему визиту Евгения Борисовна уже будет готова показать мне свой семейный фотоальбом. Но сейчас лучше не перегибать палку.
- Скажите, вот в истории записано, что Саша лежал в больнице... Упал с коляски.
- Да это было позапрошлой зимой... Так вышло, случайно... Не уследила я, - на лице тети Жени опять промелькнул испуг, и я решила не развивать пока эту тему.
- Хорошо, давайте пройдем к Саше, - я встаю.
- Да, да, конечно, пойдемте.

По шаткой и скрипучей лестнице мы поднимемся наверх. К моему удивлению, мы не останавливаемся на втором этаже, а поднимаемся еще выше, на чердак, или, правильнее сказать, мансарду.
- Понимаете, на втором этаже комната Виктора... Виктору не нравится запах лекарств. А Саша, сами понимаете...

Да все понятно, милая. Твой муж - алкоголик, тиран и самодур. Пользуясь тем, что он - хозяин ситуации, изводит тебя всеми доступными ему способами, компенсируя собственную неполноценность и крушение жизненных планов. Развал СССР поломал многие судьбы, увы... Люди, привыкшие к стабильно-надежной ситуации, с трудом приняли переход к рыночной экономике и сопутствующую этому переходу анархию. Самые сметливые и находчивые живут теперь в соседних коттеджах с тарелками и бассейнами, прочие - так, как ты, тетя Женя...

Как ни странно это может прозвучать, мансарда, в которой обитал несчастный калека, оказалась самым светлым местом в доме. Огромное, почти во всю стену, окно было распахнуто настежь, навстречу потокам солнечного света, впускало свежий воздух, так что запах лекарств почти не ощущался. Стены, обшитые деревянным брусом, серые полотняные льняные занавески на окне и скошенный потолок создавали особый, по-своему оригинальный, стиль интерьера. На деревянных, явно самодельных, полках громоздились груды книг. Книги лежали и на полу, и на одиноком табурете... Свободное от книг жизненное пространство было занято узким деревянным ложем аскета и небольшим столом, на котором стояли компьютер и принтер. Мой подопечный сидел в инвалидном кресле перед компьютером, спиной ко входу, и никак не прореагировал на наше появление. Он явно с головой ушел в свой виртуальный мир, полностью отключившись от уныло-беспросветного и ничего не обещавшего "здесь и сейчас".
- Саша, к тебе пришли, - сказала Евгения Борисовна. Никакой реакции со стороны Саши не последовало. Чего и следовало ожидать. Это мне знакомо, даже слишком хорошо. Легче кость у собаки вырвать, чем выдернуть человека из объятий железного монстра под названием компьютер. Ну, этот-то калека, так что его еще можно понять. Но вот понять Николая, здорового молодого мужика... А, ладно.
- Вот, пожалуйста, он почти всегда такой. А вы спрашиваете, как общаемся, - тетя Женя устало махнула рукой.
- Да вы не волнуйтесь, Евгения Борисовна. Мы сами как-нибудь... познакомимся.
- А, ну и хорошо. Я тогда пошла. Если что, вы меня зовите.
- Договорились. Все хорошо, - я постаралась ободряюще улыбнуться Евгении Борисовне, в душе вовсе не испытывая уверенности в положительном исходе моей благородной миссии.

Мы остались одни. Впрочем, с таким же успехом можно было сказать, что я стояла там стопроцентно одна, созерцая затылок Саши, вдавленный в щуплые плечи, и правую руку, сжимавшую в скрюченных пальцах карандаш. Тупым концом карандаша, тем, где резинка, он медленно и ритмично бил по клавиатуре. Должно быть, набирает текст, сообразила я. Пальцы не функционируют нормально, вот он так и приспособился. В моем сердце шевельнулось сострадание.

Ну что ж, пока он занят, посмотрим, чем он увлекается. Книги, в основном, на компьютерную тематику. Операционная система Windows, справочники по программированию... Понятно. Так, а вот это - неожиданный вариант. Парень-то, оказывается, и психологией интересуется. Кальвин Хол, Бергсон, Фрейд... Лабержа я читала когда-то давно, на третьем курсе института, но он меня не заинтересовал совершенно, честно говоря... Реальная жизнь всегда мне нравилась куда больше мира сновидений.

Так, ну ладно. Время визита подходит к концу, а воз и ныне там. Пора приступать к процедуре знакомства.
- Здравствуй, Саша. Ничего если я буду на "ты"?

Молчание. Как, спрашивается, мне его расшевелить?

Я мысленно копаюсь в своей голове, пытаясь выудить что-нибудь специфически компьютерное, нечто, что могло бы вызвать хоть какую-то реакцию. Бесполезно. Ну, попробую своими методами.

Я подхожу к Саше и заглядываю ему через плечо. Неожиданно быстрым движением он закрывает диалоговое окно.
- Н-нехорошо п-подсма-атривать, - слова явно даются ему с трудом. Отлично. Хоть какая-то реакция.
- Вы кто т-такая? - он резко разворачивает коляску и смотрит прямо на меня, в упор. Наконец я впервые получаю возможность разглядеть его лицо. Маленькой черно-белой фотографии в карточке явно оказалось не по силам передать его настоящее уродство. Особенно плохо это выглядит в динамике. Лицевые мышцы частично парализованы, этим и объясняется дефект речи, при попытке говорить Сашино лицо искажает гримаса, в уголке рта пенится слюна...
- Я твой новый психотерапевт, буду навещать вместо Елизаветы Александровны. Меня зовут Наталья Витальевна, но ты можешь называть меня просто Наталья, - честно говоря, я внутренне содрогнулась, представив его в попытке выговорить мое отчество.
- Мне не нужен врач. Я не псих. Я более нормален, чем вы все, - он явно осознает тот эффект, который производит на окружающих его лицо в момент произнесения речей, поэтому говорит коротко и отрывисто, простыми словами.
- Ну и что это значит? Ты считаешь, что, вот, например, я - ненормальная?

Честно говоря, эта его фраза о "нормальности" заставила меня сильно насторожиться. Реальные психи обычно именно так и говорят. Пристально вглядываюсь в его глаза... Черт, против света не рассмотришь как следует... Я подхожу к окну, якобы очень заинтересованная видом на сад и озеро, и ему ничего не остается, как поворачиваться следом за мной.

Вот солнечный луч падает на его лицо, освещает и еще больше подчеркивает его уродливость... Но его глаза... Да, должно быть, такие глаза были у его матери в далеком и счастливом прошлом. Темные, глубокие, лучистые, они как будто жили своей жизнью на этом изуродованном болезнью лице. Это глаза кого угодно, только не безумца. Больше всего меня поразило отсутствие даже намека на депрессию, уныние, всегда присутствующих в глазах моих обычных пациентов.
- Еще не знаю. Может быть, - он впервые улыбнулся... Это была ужасная, болезненная улыбка инвалида. Получилась ли она такой из-за частичного паралича лицевых мышц или это все же было следствием искореженной психики - я так и не поняла. На пару секунд меня пробрало непрофессиональное чувство брезгливой жалости к пареньку. Почти отвращение... Мне захотелось немедленно убежать из этого сумасшедшего дома, от этой безумной семейки. Однако, что-то, какая-то сила удерживала меня на месте. Может быть, это был гипнотический, притягивающий, как магнит, взгляд калеки?
- Объясни. Я тебя не понимаю, - выдавила из себя я.
- Хорошо. Я п-попробую. Что ты знаешь про сны? - он сразу перешел на "ты". Это хорошо, значит, я для него уже не совсем посторонний и какой-то диалог между нами все-же состоится.
- Ну, сны - это продукт деятельности человеческого мозга, подсознания... Наше бессознательное проявляет себя в образах сновидений, - я почувствовала себя, как студентка на экзамене, не выучившая тему. Как я уже упоминала, сны меня никогда не интересовали. Я даже дамские сонники не читала. К следующему разу подготовлюсь, мысленно решила я про себя.
- Сны - это "защищенная программа". Люди проводят во сне треть жизни и ничего о них не знают. Как ты думаешь, почему?
- Не знаю, никогда об этом не думала, - честно говоря, его вопрос поставил меня в тупик. Действительно, пять тысяч лет сны являлись объектами научных исследований лучших умов человечества. И что это дало? Практически, ничего. Я представила себе объем знаний о повседневном мире, который человечество накопило за 50 веков, да даже за последние 50 лет - атомная энергия, полеты в космос, клонированная овечка Долли..., и сравнила это количество информации с фактурой сновидений, полученной за тот же срок. И правда, какое странное несоответствие!
- Это очень странно. На самом деле, мы ничего не знаем о снах. А что такое "защищенная программа"?
- Ты и правда хочешь знать?
- Да. Расскажешь?

Вместо ответа Александр вновь развернулся в коляске лицом к компьютеру:
- Иди сюда. Смотри.

Я подошла и заглянула ему через плечо. На экране монитора загружалась какая-то интернет-страница.
- Я поз-знакомлю тебя с моими друзьями. По Интернету. Они называют себя "хакеры сновидений". Это закрытая рассылка. Читай.

Я поняла, что это займет немного больше времени, чем я ожидала. Но, с другой стороны, мне было жутко, безумно интересно! Никогда раньше мне не было так интересно с пациентами. Обычно мне приходилось тратить массу усилий, чтобы увлечь их хоть чем-то, вытащить из скорлупы саморефлексии, показать, что в мире есть еще столько волнующего, интересного, ради чего стоит жить. Здесь все было наоборот - я чувствовала, ощущала интуитивно, что подошла к самому краю пропасти, к некоей закрытой, потаенной двери, за которой... что? Узнать можно было, лишь сделав шаг вперед. То, что возврата не будет - я знала уже тогда.

Я глубоко вздохнула, решительно освободила стул от нагромождения книг, пополнив груду литературы на полу, придвинулась поближе к монитору и начала читать.

Когда я вышла из Сашиного дома, было уже далеко за полночь. На транспорт, естественно, рассчитывать не приходилось. Хорошо, что Озерки находятся не так далеко от моего дома. Я медленно пошла пешком, наслаждаясь долгожданной прохладой. На небе алела опаловыми переливами белая ночь. Прямо над моей головой, как опрокинутая чаша, висела огромная полная Луна. По песчаной насыпи я спустилась к прямо к озеру. Темная вода манила меня своей прохладой и обещанием покоя. Я скинула босоножки и вошла в озеро по колено. Вода была на удивление теплая, и ее прикосновение было невыразимо приятным... Не в силах противиться соблазну, и, справедливо решив, что в этот час все уже давно спят и я никого не побеспокою своими прелестями, я быстро сорвала с себя одежду, кинула ее на берегу, и с наслаждением окунулась в воду с головой. В этот миг я чувствовала удивительную гармонию - с этим озером, с Луной, с алым заревом на небе... Я как бы ощутила себя - разлитой во всем этом, в тишине и спокойствии летней ночи, единой со всем миром... Мой разум требовал передышки. То, что я узнала, было слишком необычным, слишком выходящим за рамки моих представлений о мире и о жизни... Я, как Скарлетт О'Хара, решила - подумаю об этом завтра. А пока что - я отдалась тому состоянию Гармонии и Любви, что переполняло меня, и ни о чем не думала...

Вволю поплескавшись и слегка обсохнув (лунные ванны, говорят, намного полезнее солнечных), я продолжила свой путь домой. Я шла по ночным пустынным улицам спящего Большого Города, совсем одна, и мне в спину светила полная Луна.